Партийное проектирование в современной России: роль идеологии

История современной российской партийной системы не слишком длина. Ее фактическая точка отсчета — начало раскола в КПСС в 1988 г. В марте этого года в «Советской России» была напечатана статья Н. Андреевой «Не могу поступиться принципами», на которую через «Правду» руководством компартии был дан жесткий ответ. Впервые в КПСС внутрипартийная полемика получила формальное структурирование через партийную прессу. «Советская Россия» объединила вокруг себя партийных консерваторов, «Правда» старалась быть более официальной и по тем временам более либеральной. И уже через год в мае 1989 г. коммунистами-традиционалистами было создано Всесоюзное общество «Единство — за ленинизм и коммунистические идеалы». Затем появились столь же коммуно-традиционалистские Объединенный фронт трудящихся СССР и движение «Коммунистическая инициатива».

В свою очередь, «либеральное» течение в КПСС в январе 1990 г. на Всесоюзной конференции партклубов образовало Демократическую платформу в КПСС. В руководящие органы демплатформы вошли Б. Ельцин, Г. Попов и другие. Наконец, несмотря на откровенное нежелание М. Горбачева и его сторонников, которые, тем не менее, вынуждены были пойти на уступки консервативному крылу партии, а также для создания организационного противовеса «демплатформе», в июне 1990 г. была созвана Российская партийная конференция, переросшая в учредительный съезд Коммунистической партии РСФСР, лидером которой стал И. Полозков.

Далее процесс приобрел лавинообразный характер. В 1990 г. Н. Травкин, выйдя из КПСС, создал Демократическую партию России. Другие «демплатформовцы» во главе с В. Лысенко и В. Шостаковским образовали Республиканскую партию России. Третьи образовали Демократическое движение коммунистов и Демократическую партию коммунистов России во главе с А. Руцким, затем преобразованную в Народную партию «Свободная Россия». В свою очередь А. Вольский и А. Яковлев создали Движение демократических реформ.

Аналогичным образом дело обстояло и на коммунистическом фланге. Партии и движения множились и ликвидировались, сливались и возрождались. В феврале 1991 г. на конференции с весьма символическим, особенно с учетом циркулирующих сегодня партийных брендов, названием «За великую, единую Россию» был образован Общероссийский национально–патриотический блок. С небольшими временными интервалами были также созданы Российская коммунистическая рабочая партия, «Трудовая Россия», Социалистическая партия трудящихся, Российской партии коммунистов, Союз коммунистов, ВКПБ, КПСС, Партия труда, Российская коммунистическая партия — КПСС и др. Наконец, в феврале 1993 г. была воссоздана КПРФ.

В описываемый период партийное конструирование часто приобретало хаотический характер. Фактически каждый политик предпочитал создать свою карманную партию и, используя ее как ресурс, лишь затем договариваться с близкими ему по взглядам, конъюнктурно полезными или просто договороспособными коллегами. При этом в этот период становления российской партийной системы идеологическое позиционирование было необходимым элементом любой политической конструкции. И это принципиальная особенность этого этапа конструирования партийной системы. Другое дело, что различия между партиями одного идеологического направления были часто неразличимыми.

Причины обязательного идеологического позиционирования прежде всего обусловлены соображениями технологического, проектного характера. Дело в том, что избиратели в этот период были исключительно политизированы, а потому конструируемые партии с неизбежностью должны были отвечать на предъявляемые им идеологические вопросы. Партиям и движениям необходимо было определиться по отношению к начавшимся реформам, которые коренным образом изменили жизнь в стране, затронув всех и каждого. И в этом отношении точкой позиционирования всех политических сил был коммунизм. Заметим, что, как показала практика, такое позиционирование сохраняло свою актуальность до выборов президента РФ в 1996 г., которые победивший Б. Ельцин провел под знаменами недопущения реставрации коммунизма.

В результате жесткой привязки к идеологии возникающие идеократические партии оказались в ситуации отсутствия возможности маневра в связи с изменением ситуации. В результате в период снижения активности и нарастания массовой имплозии партии, выбравшие путь идеологического позиционирования, оказались технологически слабыми и в большинстве своем проигрывали выборы и в конце концов сошли с политической арены. Например, на выборах в Государственную Думу в 1993 г. идеократические «Выбор России» и КПРФ набрали соответственно всего 15,51 и 12,4 процентов голосов. Иные партии, заявлявшие о своей идеологической позиции (Блок «Явлинский — Болдырев – Лукин», Демократическая партия России и др.), не преодолели планку в 8 процентов.

Однако, помимо идеократических — либеральных и коммунистических (традиционалистских) партий в это время возникали уже и исключительно проектные партии. В том числе весьма успешные. Образец успешности проектной партии — ЛДПР, созданная в декабре 1989 г. и имевшая первоначальное название Либерально-демократическая партия Советского Союза. О создании ЛДПР как проекта откровенно писали и первый заместителя председателя КГБ СССР генерал армии Ф. Бобков, и ближайший сподвижник М. Горбачева А. Яковлев. Партия была создана для «отбора» либерального, что не получилось, и, в большей степени, протестного электората, что удалось. Причем об идеологии у ЛДПР и ее лидера едва ли можно говорить. Косвенным доказательством этого уже в то время были идеологические «эволюции» самого В. Жириновского. Широко известно, что первоначально В. Жириновского был членом радикального Демократического союза, политическая позиция которого не то, чтобы близка платформе ЛДПР, но и диаметрально ей противоположна. Столь резкая «эволюция» вполне вписывается в гипотезу о проектном стиле политической деятельности либерал-демократов. Свою силу проектная партия продемонстрировала в 1993 г., набрав 22,92% голосов и заняв первое место по общефедеральному округу.

Дальнейшие этапы развития партийной системы и тенденции складывания отношений между проектностью и идеологичностью совпадают с электоральными циклами, границы которых обозначены годами выборов в Государственную Думу: 1995, 1999, 2003 и 2007 гг. Такое совпадение обусловлено не только тем, что партии и выборы — две стороны одной медали, но и в том, что сами выборы рассматриваются современными политиками как время, в которое можно внести принципиальные изменения в конструкцию партийной системы и конфигурацию представительной власти, т.е. как время изменений, как время реализации проектов в том числе и прежде всего проектов партийного характера. Выборы — время социального конструирования. В результате, ни одни выборы не прошли без апробации нового (новых) проектов федерального масштаба.

В 1995 г. пробовал свои силы проект «Наш дом — Россия», который по сути был безидеологичным, хотя довольно вяло пытался заявлять о своих центризме и консервативности. Результат НДР – 10,13 % голосов был только третьим. Вперед вышли проектная ЛДПР (11,18 %) и идеократическая КПРФ (22,3 %). Успех КПРФ был связан с тем, что в тяжелейших социальных условиях того времени и усталости от реформ мобилизованным оказался именно тот электорат, на который и ориентировалась КПРФ. Другими словами, успех коммунистов есть прежде всего «заслуга» реформаторов. Причем, судя по результатам следующего электорального цикла коммунисты свои возможности исчерпали. Идеологическое позиционирование партии не позволило им расширить свою электоральную базу, и в 1999 г. коммунисты набрали практически столько же, сколько и четыре года назад (24,29 %).

1999 г. знаменовался феноменальным успехом новых и старых проектных партий. «Единство» (Медведь) получило 23,32 % голосов, «Отечество — Вся Россия» – 13,33%, а ЛДПР – 5,98 %. Проектные партии впервые по партийным спискам в совокупности получили большинство голосов (118 из 225). А с учетом «примкнувших» депутатов, избранных по одномандатным округам, их положение оказалось доминирующим. Идеократические партии — СПС и «Яблоко» — получили, соответственно 8,52 и 5,93 %. Причем СПС, хотя и четко обозначал свою идеологическую позицию, но технологически действовал именно как проектная партия: опирался на раскрученные имена электоральных «паровозов», манипулировал слоганами и т.д.

В 2003 г. проектные партии «без идеологии» одержали полную победу. «Единая Россия» получила 37,57 %, «Родина» (народно-патриотический союз)» – 9,02 %, а представитель старых партийных проектов ЛДПР – 11,45 %. Идеократическая КПРФ снизила свой результат почти в два раза — до 12,61 %, а правые партии так и не смогли преодолеть заградительный барьер.

Наконец, в 2007 г. доминировали вновь партии-проекты: «Единая Россия» (64,3 %), новая «Справедливая Россия» (7,74 %), совсем дряхлая ЛДПР (8,14 %). Идеократическая КПРФ еще более снизила свой процент – 11,57 %. При этом, значительная часть кампании КПРФ базировалась не на идеологии и критике режима, а на абсолютно проектной идее — «КПРФ – главная оппозиционная партия». Сегодня трудно сказать, сколько людей голосует за КПРФ по идеологическим соображениям, но можно однозначно утверждать, что число тех, кто голосует за КПРФ только потому, что считает эту партию оппозиционной, растет достаточно быстрыми темпами.

Как видно из представленного небольшого обзора динамика развития партийной системы России в парадигме «идеологичность — проектность» смещалась от использования идеологии в конструировании партий в направлении создания безидеологичных проектов. И тем не менее, до сих пор большинство политиков уверены, что идеология — неотъемлемый элемент партийного «образования», атрибут, без которого создание партии невозможно, хотя история партийной системы России доказывает обратное. Кроме того, постановка вопроса об обязательной идеологичности вызывает сомнения и в практическом и теоретическом плане.

В теоретическом плане проблема «конца идеологий» была поставлена еще в 50-60-е гг. прошлого века Д. Беллом, Р. Ароном и др. К концу века стала, что называется, общим местом, а сегодня «смерть идеологий» многими учеными просто постулируется, принимается как данность. Более того, не редко можно встретить высказывания религиозных деятелей, весьма далеких от проблем партийного строительства, которые прямо утверждают, что «смерть идеологий» есть непреложный факт. Другими словами, теория деидеологизации стала достоянием массового знания. С другой стороны, нельзя отрицать существования и противоположных мнений. Теории реидеологизации, хотя и не были столь популярны, но существовали (О. Лемберг, Я. Барион, Р. Нисбет и др.). Но суть не в аргументах, которые приводятся в рамках научных споров. Суть в противоречии, которое присуще мышлению создателей партийных проектов, разделяющих точку зрения на необходимость идеологической составляющей в партийном конструировании. Дело в том, что признание возможности социального конструирования, а оно неизбежно, так как именно этим и занимаются «создатели» партийной системы в России, логически неизбежно ведет к отрицанию универсализма, на который претендует любая идеологии в ее классическом понимании (К.Мангейм). Другими словами, социальное конструирование и идеология могут быть совместимы только технологически, инструментально, а потому конъюнктурно, что приводит к выхолащиванию сути идеологии.

Таким образом, любая попытка совмещения партийного проекта, который и воспринимается, как проект, и идеологии неизбежно приводит либо к краху идеологии, либо к разрушению проекта как такового. При этом «разрушение проекта» может проходить путем выхода его из-под контроля «конструкторов». И в этом практическая сложность «наделения» партий идеологиями. Идеологический каркас делает партийное образование «жестким», неповоротливым, лишает мобильности. В конкурентной ситуации идеократические партии имеют больше минусов, чем плюсов. Например, тяготеющее к типу идеократических партий «Яблоко» на выборах в региональные легислатуры 11 марта 2007 г. ничего не могло противопоставить вполне проектной тактике СПС, который отказался от жесткого идеологического каркаса в пользу технологических изысков.

Кроме того, говоря о практике, очевидно, нужно признать следующие три факта.

Во-первых, что существует несоответствие названий партий с их реальными принципами. Например, едва ли Либерально-демократическая партия России действительно является либеральной и демократической. Далеко не всегда российские коммунисты поступают, как коммунисты, а социалисты как социалисты. Даже правые часто ведут себя как левые, и наоборот. Например, «Родина» позиционировалась и как партия националистическая (на грани радикального национализма), и как социалистическая. В этой связи заметим, что одним из признаков краха традиционных идеологий является появление различного рода промежуточных типов, применяемых для описания партийных позиций: либерально-консервативный, либерально-социалистические, консервативно-либеральный и т.д. Смешение стало нормой уже со второй половины XIX века, с появлением либерального ревизионизма, гарантизма и иных течений, которые модернизировали классический либерализм, «смешав» его с консервативными идеологиями и коммунистическими и социалистическими утопиями.

Во-вторых, одна и та же партия, сохраняя свою структуру, может «путешествовать» от одной идеологии к другой. В этом смысле пример президентских выборов 2007 г. во Франции весьма показателен. В. Иноземцев достаточно убедительно буквально с помощью буквально нескольких цифр доказывает «социалистичность» Н. Саркози и «коммунистичность» С. Руаяль. В результате, по его мнению, во Франции случились парадоксальные победа социализма и поражение социалистов.

В-третьих, идеологические ярлыки очень часто «приклеиваются» к партийным проектам, которые отношения к ним часто не имеют.

В России партийные проекты власти закономерно дрейфовали от однозначной идеологичности партийной конструкции (ДВР), через признание некоторых идеологических постулатов (НДР) к полной безидеологичности («Единство» и «Единая Россия»). Особенно показателен случай с последней партией власти, с «Единой Россией».

Стандартно партия власти позиционировала себя как силу центристскую. Однако, чем продолжительнее и бессмысленнее становились дискуссии о партийной идеологии, тем чаще Б. Грызлов и иные лидеры «единороссов» открыто заявляли о том, что партия власти есть партия социального консерватизма, рассматривая, например, Центр социально-консервативной политики как свой мозговой штаб, фактически как филиал партии. И в тоже время даже В. Путин, ставший лидером парптии, считает «единороссов» не совсем консерваторами. В феврале 2007 г. на своей пресс-конференции он объявил, что «Единая Россия» — это все-таки такой более правый и либеральный центр, во всяком случае с точки зрения проведения экономической политики, хотя и там много очень социал-демократических тенденций» . Можно вспомнить также внутрипартийные разговоры о двух крыльях в партии: либеральном и консервативном, либеральном и социалистическом, социал-демократическом и консервативном. Можно вспомнить биографию одного из лидеров партии А. Исаева, который вообще начинал свой политический путь как анархо-синдикалист.

Получается, что если верить В. Путину и его сторонникам из партии поддержки, то «Единая Россия» окажется и консервативной, и либеральной, и социал-демократической, и даже анархо-синдикалистской. Что же стоит за такой всеядностью? Очень простой факт: у партии власти нет никакой идеологии. И не может быть. И не должно. Дело в том, что любое объявление об однозначных идеологических предпочтениях партии приведет к тому, что она попадет в зону критики. По отношению к ней можно будет позиционироваться всем другим партийным образованиям. Сохранение всеядности, напротив, лишает оппонентов идеологического оружия. Именно поэтому большинство партий и не может объявить о своей идеологической принадлежности, не может внятно сформулировать свои программы. В качестве идеократических партий однозначно позиционируются только коммунисты всех оттенков и размеров: от умеренной КПРФ до радикальных большевиков.

Был шанс на идеологическое позиционирование у СПС и «Яблока», которых часто совершенно необоснованно ставили рядом, хотя, если судить, по имеющимся зачаткам идеологии, это совершенно разные партии. «Яблоко», в частности, гораздо в большей степени социал-демократично, нежели либерально. Обе партии можно называть либеральными только в одном смысле, они гораздо ближе к устоявшимся европейским ценностям и устоявшимся партийным стандартам, нежели все остальные российские партии вместе взятые.

Шанс на позитивное либеральное позиционирование у этих партий, а затем и у «Правого дела» возник благодаря постепенной публичной реабилитации либерализма и его символики. Заметим, что, с одной стороны, эта реабилитация происходит вследствие «либеральных оговорок» В. Путина и Д. Медведева, появления аналитики, авторы которой «раскрывают» сущность «Единой России» как либеральной партии, а В. Путина сравнивают с Ф. Д. Рузвельтом, а так и многим другим символическим действиям, которые и формируют и мнение элиты, и мнение масс. С другой стороны, реабилитация либерализма происходит в результате «сопротивления» мыслящего класса антизападной риторике и политике, которые стали напоминать времена «железного занавеса» и холодной войны.

Однако, судя по региональным выборам второй половины «нулевых» «правые» партии сознательно отказались от идеологического позиционирования, сделав серьезную заявку на технологичность и проектность. В частности, СПС на всех выборах, начиная с выборов легислатуры Пермского края в декабре 2006 г., избирался под лозунгами повышения пенсий, которые скорее можно отнести к социалистическим и коммунистическим, чем либеральным. Аналогичная ситуация складывалась и на выборах с участием «Яблока», которое эксплуатировало главным образом пенсионную и иную «перераспределительную» тематику, точечную застройку и иные идеи, традиционные для классических «мангеймовских» утопий. Ровно такая же ситуация с федеральной «Гражданской силой». С другой стороны, очень слабая попытка идеологического позиционирования «Правого дела» ведет партию от конкретных поражений к глобальному неуспеху. В этом случае мы имеем непосредственный конфликт идеологии и проектности. Если идеология зовет на идеологические баррикады в борьбе с режимом, то проектность заставляет выслушивать рекомендации кремлевских кураторов. И когда выбор делается в сторону проектности, то терпит крах сам проект, предполагаемый как идеологический.

Однозначно проектный характер имеет «Справедливая Россия», а заигрывания ее лидеров с социалистическими утопиями из разряда технологических приемов игры на левом электоральном фланге и оппонирования КПРФ.

«Справедливая Россия» — образование исключительно конъюнктурное. Идеологии, стратегии, принципиальных интересов за партией не стоит. Вообще «Справедливая Россия» — один из образцов создания проектной партии, который войдет в политическую историю современной России как «проект по знакомству». Дело в том, что, судя по всему, к этому проекту имели отношение всего несколько человек. Суть проекта обеспечить политическое прикрытие ряду крупных бизнес структур, близких к С. Миронову, путем продления его собственной политической жизни. Вполне правдоподобно выглядит версия, что С. Миронов просто лично договорился с В. Путиным о своем политическом будущем на ближайший период. В результате и появилась «Справедливая Россия», которая сформировала фракцию в 2007 г. и будет пытаться это сделать в 2011 г., если, конечно, не будет иных указаний от нового Президента и новой Администрации.

В пользу версии «проекта по знакомству» говорит тот факт, что «Справедливая Россия» очевидно разрушила проект Администрации президента, пестовавшей «Единую Россию» как доминирующую партию в российской партийной системе мексиканского образца. Под «Единую Россию», которая должна была способствовать преодолению элитной конкуренции и на уровне регионов, и на уровне федерации, на протяжении нескольких лет тщательно зачищалось политическое пространство. В частности был введен запрет на региональные партии, на создание блоков, созданы контролируемые барьеры для образования новых партий и т.д. Но планы были сорваны появлением мироновцев. Конкуренция в региональных элитах вновь стала проблемой Администрации Президента.

Конечно, Администрацией Президента была допущена принципиальная ошибка в реализации проекта доминирующей партии и объединения элит — распространение принципа пропорциональности на формирование всего состава Государственной Думы и его внедрение в региональные избирательные системы. Пропорциональность и доминирование соответственно в избирательной и партийной системах просто-напросто не совместимы, но эти предупреждения политологов Администрацией были проигнорированы. Единственное, что позитивного смогли извлечь из проекта С. Миронова в Администрации Президента — ликвидация двух партийных проектов, которые уже пытались выйти из под контроля Кремля, — Российской партии пенсионеров В. Гартунга и «Родины» Д. Рогозина.

Кроме того, на федеральном уровне «Справедливая Россия» объединяет часто не сочетаемые интересы. Например, социалистическая риторика и явно националистические взгляды ряда членов партии не просто не сочетаются, но противоречат друг другу. Соединение несоединимого происходит не только на уровне идей, но и на уровне конкретных личностей. В партии можно встретить и социалистов, и националистов, и либералов, и коммунистов, и кого угодно.

Еще более простой проект — «Гражданская сила», созданная А. Рявкиным и М. Барщевским. Партия фактически выполняла на выборах, как и ранее «Свободная Россия», роль «партии-киллера», оттягивающей голоса либерального электората от СПС и «Яблока». Значимая попытка заявить о себе, как о самостоятельной силе, состоялась лишь в Свердловской области в 2006-2007 гг.

Итак, идеологическое позиционирование для проектных партий сегодня в большинстве случаев теоретически проблемно и технологически не выгодно, а анализ идеологической составляющей проектных партий имеет смысл рассматривать исключительно в контексте технологической конъюнктуры.

Признание неизбежного смещения в деле партийного строительства в направлении проектности ставит вполне понятные вопросы, вязанные с методологией изучения партийной системы, оценкой перспектив развития партийной системы в целом и конкретных политических партий. Сегодня очевидно, что во многих случаях нет особого научного смысла в выяснении содержательных идеологических характеристик, присущих проектным партиям, ибо они могут быть и часто являются технологическими декларациями. Прогноз по развитию партийной системы на базе фундаментальных закономерностей также оказывается под сомнением и, во всяком случае, должен заканчиваться словами — «если не произойдет ничего экстраординарного». Причем, под экстраординарным можно понимать, например, принятие решения о завершении старого или начале нового партийного проекта.

С другой стороны, сам процесс создания партии вполне поддается технологической алгоритмизации, начиная с решения проблем позиционирования и завершая кадровыми и структурными вопросами. Соответственно исследование партий также приобретает совершенно иное направление. Изучение партийного проекта предполагает:

• выяснение целей проекта;
• определение групп поддержки проекта;
• механизмы реализации проекта (технология, определение финансовых источников и т.п.);
• дизайн (структура) проекта (опорные регионы, механизм принятия решений, механизмы обеспечение стабильности проекта и т.д.);
• последствия реализации проекта (совпадение цели и результата, контролируемость полученного результата и т.п.).

К основным условиям реализации проекта относятся:

• доступ к финансовым ресурсам;
• доступ к коммуникационным ресурсам;
• обеспечение лояльного отношения административных и правоохранительных органов (регистрирующие органы, суды и т.д.).

Очевидно, что соблюдение этих условий требует главного — договоренности с теми правящими элитными группами, которые контролируют и СМИ, и финансовые потоки, и правоохранительные органы. Другими словами, любой проект, «не согласованный» с властью, сегодня объективно обречен на политическое прозябание и маргинальность.

Критерии оценки успешности проекта также несколько иные, нежели те, что предлагаются в классической партологии (число лет у власти, число избирателей, количество мест в легислатурах и т.п.). Критерии успешности проекта имеют прежде всего и главным образом технологическое содержание.

Во-первых, проект должен быть стабильным, если, конечно, он не рассчитан на одну кампанию. Заметим, что сегодня этот критерий приобретает большую важность, нежели несколько лет назад. Дело в том, что изменившееся избирательное законодательство неизбежно способствует увеличению срока действия проектов. Например, нормы, увеличивающие минимальную численность современных партийных проектов, предполагают, что партийный проект должен существовать и функционировать достаточно длительное время. За месяц-другой едва ли возможно добиться численности в несколько десятков тысяч человек и пройти все необходимые регистрационные процедуры. Кроме того, критерий длительности стал принципиальным в результате ухода от «блоковой» системы. Ранее избирательные блоки, которые могли создаваться путем принятия нескольких решений в течение буквально недели-двух, и использовались часто как проекты для одних выборов, для одного электорального цикла.

Во-вторых, проект должен быть способным к самовоспроизводству, которое не предполагает административного вмешательства или предполагает его в лимитированных дозах. Если же проект требует все больших усилий по его поддержанию, то считаться успешным он не может. В этом случае часто выгоднее создать новый проект, чем проводить ребрендинг старого. В этой связи необходимо отметить чрезвычайную успешность проекта ЛДПР. Успехом могут похвастаться Российская Партия Пенсионеров и «Родина». При этом очевидно, что именно успешность проекта создает объективную возможность выхода проекта из-под контроля. Так, кстати, случилось с упомянутыми «Родиной» и РПП.

В-третьих, проект должен быть управляемым, контролируемым, что зачастую отрицает жесткую зависимость партийного проекта от лидера создаваемой партии.

В-четвертых, проект должен быть символически приемлемым. Он должен отвечать хотя бы минимальным мировым «партийным стандартам». Не случайно и «Справедливая Россия», и ЛДПР, и «Единая Россия» стремятся легитимизироваться в различных «интернационалах» и иных международных структурах.

В-пятых, проект должен быть защищен от негативных влияний: внешних и внутренних (расколы, административное давление и т.п.). Именно с этой целью большинство проектов построены на централистских принципах, что препятствует расколам, позволяет проводить партийные чистки вовремя и без серьезных последствий в виде расколов.

Признавая проектность отдельных партий, в качестве отдельного широкомасшабного проекта закономерно можно представить и все партийную систему. Если говорить о современной ситуации, то представляется, что основной идеей проекта стало формирование партийной системы с доминирующей партией, первоначально подорванное, как отмечалось выше, появлением «Справедливой России» и расширением зоны применения пропорциональности на выборах. В рамках этого проекта были созданы и функционировали помимо доминирующей партии:

• партии «союзники», обеспечивающие солидарное голосование в легислатуре, но при этом ориентирование на голоса оппозиционных власти избирателей. Такими партиями можно считать ЛДПР, аккумулирующую протестные голоса, СПС и «Правое дело», ориентированные на работу с молодежью, интеллигенцией и бизнесом, и др.
• технологические партии, используемые для недопущения в легислатуры «нелояльной» оппозиции путем «растяжки» голосов и иными технологическими приемами;
• партии для сбора голосов по различным сегментам (Аграрная партия России, РЭП «Зеленые», Народная партия РФ, «Народная воля» и др.);
• партия контролируемой оппозиции (КПРФ).

Появление «Справедливой России», о которой первоначально было заявлено как о второй партии власти, как уже отмечалось, ситуацию немного изменило. Однако, судя по действиям власти, проект с доминирующей партией не отброшен. Сегодня идут поиски ниши, в которую в этом проекте может «вписаться» партия С. Миронова. В этой связи не случайны заявления С. Миронова о «социалистичности» партии, об объединении с КПСС и другие.

Критерии успешности проекта строительства партийной системы в целом те же, что и для отдельного партийного проекта. Главное — способность партийной системы к самовоспроизводству. Пока же можно утверждать, что и проекты отдельных партий, и проект партийной системы в целом имеют обратимый характер и без административной поддержки воспроизводится на протяжении двух и более электоральных циклов едва ли смогут.
С учетом сказанного, перспективы идеократических партий, прежде всего КПРФ, выглядят стабильными, но зависят от продуманности партийного проектирования, т.е. от действий власти и самого партийного руководства. Кроме того, следует отметить, что партийные проекты «уцелевшей» оппозиции шансов на продвижение практически не имеют. Оппозиция сможет сколько-нибудь успешно действовать исключительно в рамках действующих проектов. Впрочем, в свое время М. Фуко отмечал, что реформировать государство можно лишь будучи его частью.

P.S. Общий вывод очевиден. Сегодня большинство партий (от «Единой России» до ЛДПР) представляют собой лишь квазипартийные образования, а описывать их перспективнее не в парадигмах партологии, а в категориях клиентельных отношений.