Болотные гуляния и постмодернизм

Вместо Толстого — Пелевин, вместо «Унесённых ветром» — бесконечные сиквелы и приквелы, смешение жанров, эксплуатация образов. Супергерои перемешиваются с суперзлодеями и образуют фильм от фильма самые невообразимые ранее сочетания команд: Чужие грызут Хищников, капитан Немо сражается против профессора Мориарти, а Терминатор, несомненно, скоро наваляет Джону Рэмбо. Что не может кино — довершает реклама: защитники человечества продвигают хлопья для завтрака, роковые дамы нахваливают прокладки.

Не отстаёт и ранее консервативная по своей природе сфера политики. Раньше политики выражали собой идеи и этические качества, затем — программы и проекты. С развитием медиа политик стал продуктом, который надо продать, таким же обозначением содержания, а не самим содержанием. Разумеется, потребовалось немного времени, чтобы обозначение полностью заместило содержание — теперь политику достаточно казаться, а не быть.

Пустота политических обёрток, конечно, стала быстро видна избирателю: плоды этого — падение явки, равнодушие к программам и недоверие к лозунгам. Этим обусловлен запрос и на кажущиеся настоящими идеологические проекты, в первую очередь, националистические (в общем-то, идеологий в политике совсем немного). Они живут несколько дольше, чем конструируемые искусственно «партии власти» и «оппозиционные движения», но пустота неизбежно проявляется и под этими фантиками: неискренность лидеров, контролируемость протеста, связи со спецслужбами, наконец, попытки идти в будущее с головой, повёрнутой в прошлое, — всё суть обманки, с которых со временем слезает позолота. И это помогает рефлексирующему избирателю освободиться от националистической иллюзии в политическом поле столь же быстро, сколь ранее — очаровываться.

Особенность последних лет — запрос, а затем и мода на «политику снизу», массовые и организуемые не столько институциональным, сколько сетевым образом, формы активности. Создаётся новая иллюзия — дескать, вот оно то, настоящее, подлинное в целях, искреннее в намерениях. Восторженные работницы пера и камеры взахлеб рассказывают на «Эхе», как всё было граждански активно, мило и радужно, пока в дело не вмешался злобный ОМОН, твиттеры с фейсбуками разносят самые невероятные слухи, офисные хомячки строчат гневные каменты в Жыже, и над всем этим гордо реет призрак «народной демократии».

Увы, но это тоже форма — обозначение содержания, но не содержание. Дело даже не в лидерах и их методах (новые митинговые герои ни на йоту не искреннее своих забронзовевших в официозе предшественников, а в большинстве удачных сетевых информационных волн опытному глазу вполне различимы признаки профессиональных спецопераций).

Дело в том, что большинству участников улично-сетевой активности изначально понятна симуляционность всей этой движухи. Раньше это обсуждалось в экспертном сообществе, потом в сети, теперь вполне показывается и социологией. Люди готовы выйти и обозначить, но не готовы вставать в ряды и маршировать в структурах, люди способны сформулировать, против чего они, но не могут — за что, и всё это приправляется тотальным дефицитом внятных ответов на второй ключевой вопрос — как и куда. В результате то, что в ноябре казалось смелостью, а в декабре — революцией, уже в марте стало требовать усилий, а в мае было спасено лишь хорошей погодой.

Грустно ли это? Ничуть. Пустота хороша не только для тибетских йогинов, знание истины освобождает, избавление от иллюзий имеет не только терапевтический, но и стратегический эффект. И не исключено, что когда осядет пыль на площадях, майданах и улицах, а движухи вместе с их организаторами станут в сознании не ценнее рекламных роликов «тампакса», некоторые из нас получат шанс вернуться в светлый дом своего ума и задаться по-настоящему ценными вопросами: кто я есть? чего хочу? что делаю? куда иду?

Вопросами, не имеющими ни коллективного смысла, ни коллективных ответов.